A mother and father’s memories of the Chernobyl disaster

A note from Natallia (the translator)

I don’t remember much about Chernobyl’s accident because I was very little — only 4 years old. My parents, aged 44 and 47 at the time of the accident, my 8 year old sister, and I lived in Gomel (Belarus), located less than 100 miles north of Chernobyl. So I asked my parents to write what they remember about the accident. My father was a professor at a local university, my mother was an engineer.

Click here for the English translation.

Воспоминания мои

В первые дни после Чернобыля сведений о происшедшей аварии от правительственных структур не поступило. Но народ уже имел какие-то сведения по многим каналам. Это по звонкам родственников из зоны аварии, от железнодорожников, сообщений скандинавских стран. У меня сведения о высокой радиоактивности были уже на другой день в связи с тем, что для студентов были поставлены лабораторные работы по определению плотности пород методом гамма-гамма плотнометрии. Прибор зашкаливал. Кроме этого были три радиометра по замерам гамма-активности. Два радиометра реквизовала служба ……, в Гомеле это и были только три таких прибора, все остальные были рассчитаны на высокие показания (рентгены) во время атомной бомбежки. Через несколько дней было получено сообщение Горбачева об аварии, но страна продолжала усиленно готовиться к празднованию 1 Мая, к демонстрациям. Я перечитал правила техники безопасности в радиометрии и вас на улицу не пускали по возможности. Потом мы с мамой приняли решение отправить вас в Нижний Новгород. Гомель готовился одновременно и к празднику и к эвакуации, только первое широко и активно, а второе - тайно и тихо. О том, что вы уехали, школа передала сведения в райком и мне сразу с угрозой сказали, что я буду нести ответственность за панику. Погода в конце апреля и начале мая была теплой солнечной. Запомнились маневры самолетов. Они проводили осаждение облаков, чтобы не допустить их продвижения в зону Минска и Москвы

В начале мая ждали взрыва, но к счастью не произошел. После праздников начали формировать отряды для ликвидации последствий в южных городах. Мыли дома, троллейбусы, автобусы и тротуары, убирали почву с газонов.

Вот данные измерений в мк-рн в час: На улице возле нашего дома 29 апреля 1986 г.– 3500, 1 мая – 2500, 5 мая – 1800, 10 мая – 1100, 20 мая – 500 и далее медленно снижалось. Твоя щитовидка – соответственно в десять раз меньше. В лесу возле дачи 3 мая – 100, автобус – 2500.

Южная стокилометровая (как глупо) зона деревень отселялась. Рыли траншеи и дома сталкивали туда и закапывали.

Суммарная активность выбросов оценивается в 5*10⁷ Ки. 70% всех веществ выброшенных реактором осело в Белоруссии. Высота выброса достигала 1-1.5 км. Основной выброс – плутоний, стронций, цезий, йод. Выброс газов и аэрозолей прекратилось в основном к 6 мая и еще через пять дней все осело на территорию. В первые дни преобладал перенос воздушных масс в северо-западном направлении. Более 41 тыс. чел. Проживает на территории с загрязнением 15 – 40 Кюри на км². Основная доля загрязнения сейчас – это потребление продуктов питания, а не внешнее облучение.

Регистрируется увеличение заболеваний практически по всем видам болезней. Причина этому главным образом снижение иммунитета. Но больше всего это респираторные заболевания, щитовидная железа и раковые.

Папа

Воспоминания мамы (я не могу без слез вспоминать то время)

Это было 26 апреля, пятница 1986 года.

Я «сидела» на больничном с тобой. У тебя была ветрянка. Но в этот день я впервые могла тебя вывести на улицу. День был солнечный, даже жаркий. Мы с тобой около 11 час утра прошлись через двор до магазина на ул.Сосновой. Не помню, что мы купили, но я потеряла часы, они просто слетели у меня с руки и заметила слишком поздно. Но об этом пришлось быстро забыть, потому что около обеда пришла Алена со школы, а потом пришел папа и первое, что он сказал, что надо всю ее одежду постирать. Упомянул Чернобыль. Мы посмотрели на карту и увидели этот городок где-то недалеко от Беларуси, но находящийся на Украине.

Вскоре у нас появился прибор, который мог замерять радиацию. И начались измерения с соответствующими записями. Я замеряла радиацию Алениных вещей до и после стирки. Разница была существенная. Тебя еще не выписывали в сад и мы ходили на прием к врачу. А после 26-го были выходные и народ конечно использовал как надо на всю катушку: выезжали на природу и в гости. В понедельник, начали скромно сообщать об аварии. Пресса освещала эти события скудными строчками, мы еще их вырезали, но они уже не сохранились. Сообщали вначале, что погиб один. Это тот, чья могила осталась там навсегда. Он заживо там сгорел. Остальных вывозили в Москву и хоронили там их попозже. Наверное, все кладбище было радиоактивным. Сведения о погибших нарастали очень медленно. Но это было попозже, а пока мы в поликлинике сидели в понедельник и я думала, выписывать тебя или нет в садик. А рядом сидела соседка с детьми и гордо говорила что она была в Брагино (там у нее родственники) и вот пришла на прием проверить своих детей. Хойники, Брагино, Корма, Рогачев – эти места были особенно радиоактивными. Тогда никто ничего не мог понять, потому что это был невидимый враг, а проявить он себя мог только спустя какое-то время. Радио, телевидение в основном молчали и если были сообщения, то такие, что не настораживало население. И вот я сидела с тобой у врача и думала, что же делать. Когда подошла моя очередь, состоялся разговор с врачом. Разумеется, я высказывала свои опасения. В конечном итоге я выудила из врача удовлетворительный ответ. Это означало, что если только есть возможность, то детей надо вывезти и второе, первыми признаками этой радиации, это тошнота. Прошли праздники Первомая, по телевизору показывали демонстрацию в Киеве, велогонки и остальные увеселительные мероприятия.

. Где-то числа 5-го мая просочились сведения, что может быть второй взрыв. Вот в эти дни я по телевизору услышала передачу, в которой было сказано, как действовать человеку, если он решил выехать в безопасную зону. Надо было обращаться в городскую(областную) санэпидемстанцию. К этому времени Алене бывало плохо: ее тошнило ежедневно, когда она возвращалась из школы. Она училась в 1 классе. И если мы думали отправить вас к бабушке после окончания 1 класса, то учитывая обстановку, я написала заявление без содержания на две недели(положенные мне как матери, имеющей двух малолетних детей). На работе, имея в подчинении группу 30 человек, всем сказала, чтобы отправляли детей кто куда может и подальше от этих мест. Начальник мне не разрешил отпуск. Я не знала тогда, что всем начальникам было строго-настрого запрещено отпускать народ с работы. Тогда я спросила своего начальника, как чувствует себя его сын. Он ответил, что ничего. А я ему в ответ: Ваш сын спит спокойно, а моя дочь каждую ночь тошнит в постели, поэтому вот мое заявление и я в отпуске. Буду на работе 18 мая.

Папа проводил меня на поезд с двумя малыми детьми. Чтобы мне было легче, позвонил Илье, своему двоюродному брату, чтобы он мне помог с билетами в Москве. Весь состав был забит детьми, на всех полках, боковых и верхних были дети с кем-нибудь из взрослых. В Москве я вас так аккуратно подготовила, что как оказалось, мы одни проскочили через вокзал и нас никто не остановил. Как потом оказалось, всех пропускали через санпропускник. Об этом я узнала чуть позже, а пока мы стояли с вещами и вами на привокзальной площади в Москве и я думала, как бы добраться до другого вокзала кратчайшим путем. Я обратилась к милиционеру, он мне показал на автобус, который мог меня доставить на нужный мне вокзал. Но дойти до него по всем правилам, заняло бы много времени и сил, ты очень медленно передвигалась, Алена тоже не была спортсменкой, а автобус он был совсем рядом, если идти напрямик. Короче, он разрешил мне двигаться по прямой к автобусу. Только я забралась со своим скарбом в автобус, как сразу услышала приветствие от знакомой, это была жена сотрудника, с которым мы вместе работали, а отец его был военный. Разговорились, оказывается она ехала к своим в Саратов со своими двумя хлопцами. Она –то и проходила через санкпропусник, потому что мы были в одном поезде. Дальше мне пришлось брать билеты на вокзале до Горького, давать телеграмму, чтобы меня встретили. Так в этих хлопотах, я не услышала, что меня разыскивал Илья по громкоговорящей связи. На вокзале была такая неразбериха и кутерьма, что я боялась вас растерять, а вам, то есть, то пить, то писать, то какать. Короче с трудом нашла состав своего поезда, но зашла с другой стороны и не успевала сесть в него, если бы шла по нужным тропинкам. Поэтому снова пришлось просить, чтобы посадили с другой стороны вагона. Подниматься было неудобно, но как-то вскарабкались мы все со своим багажом. В Горьком нас встретили. А на утро к нам подключилась тетя Валя. Мы втроем поехали в Горький, в санэпидемстанцию. Сказали, что мы из Гомеля. Нас сразу посадили в автобус и повезли в баню. Было холодно, мыло не было, вещей тоже. Была суббота и не все магазины работали. Поэтому трудно сказать, но нам нашли какую-то одежду. Голову я конечно не промыла. После бани нас стали измерять радиоактивность на нас. После чего сказали, что мне надо помыть голову еще раз, а вот эту девочку, т.е тебя мы вам не отдадим, а поместим в больницу. Нас повезли в больницу. К этому времени, весь город гудел и был доброжелателен к чернобыльцам, так нас называли. Город выписал всех своих больных детей и предоставил их для нас, приезжающих. Предварительно спросив, как вы сюда приехали. Я сказала, что эту информацию слышала по телевидению. Так оно и было. Оставив тебя, мы возвратились домой. Дома бабуся никак не могла взять в толк, почему я сразу же начала стирать совершенно новые твои вещи. Я говорила, что это не выбросить, ни спалить нельзя, только смыть водой, чтобы «чище было.» Этот невидимый враг никак не воспринимался, потому что проявлялся не сразу и необычно. Я навещала тебя ежедневно, потому что ты не могла себе постирать трусики и все остальное, а пачкалось это как у всех детей. Город завалил больницу одеждой, продуктами. Но продукты привозили еще и родители. Дети были маленькие, не соблюдали чистоту съедаемых продуктов. И тут случилось то, сто должно было случиться: началась эпидемия от грязи. Заведующая собрала всех приходящих и объявила, что запрещает передачу каких-то ни было продуктов и сообщила, что она не знает, куда деваться от поступаемых продуктов от горожан, сочувствующих чернобыльцам. Так прошло две недели. Они не могли выписывать детей с расстройствами желудка, но и прекратить это быстро тоже не могли. Время шло, тебя не выписывали, бабусе тоже было не легко тебя навещать ежедневно, поэтому я упросила врача отпустить тебя на поруки бабушки, т.к. у меня кончался отпуск Короче , я взяла тебя к бабусе. К тому времени ситуация была такова: чернобыльцев стало так много, что их некуда было девать, и уже всем начали отказывать, принимали только тех, у кого было предписание от врачей. Да Алену я определила в школу, чтобы была при деле, а в прежней школе мы договорились, что они ее так переведут во второй класс. Итак я возвращалась в Гомель с чувством выполненного долга, определив вас своим родственникам. Но приехав в Гомель, начальник приготовил сюрприз: он послал нас (тех, кто отправил своих детей) на месяц в радиоактивный район, в Корму убирать сено. Приборов там не было, чтобы не волновать народ, но кормили, правда свининой, т.к. говядину есть было не рекомендовано употреблять в пищу. После месячного пребывания у нас всех взяли кровь на анализ, результаты не сообщили, к чернобыльцам не причислили и остались мы вариться в собственном соку без льгот . Да к этому времени просочились сведения, что японцы могли бы решить эту проблему, но заломили такую сумму, что правительство не пошло на эту сделку. Оно взяло циркуль, поставило в точку Чернобыль, взяла раствор циркуля в 30 км и провело окружность. Дальше были известные мероприятия: выселение и.т.д.

Распространение радиации происходило по непонятному закону: какими-то пятнами. Рядом с загрязнениями были и чистые места.

Да появились брошюры доктора Геллера, как питаться в таких условиях. Основной акцент был сделан на воду: все надо мыть перед употреблением и приготовлением. И еще один существенный момент. В течение первых пяти дней надо было принимать антиструмин. Но никто ничего не говорил и не пропагандировал. Кто услышал и не совсем точно понял, принимали антиструмин и пили йод. Но это было далеко не в первые пять дней, антиструмин стали назначать в конце мая и позже, когда народ стали ставить на учет. Особенно это касалось детей. Вы у меня были поставлены на учет, когда приехали от бабуси, это было уже в сентябре. Вам определили 2-ю.степень по щетовидке. Я делала все, как предписывал доктор-эндокринолог. Тогда не было УЗИ и она ощупывала руками на глаз. Когда она уехала стажироваться, к другому врачу я уже не водила вас, т.к. считала, что другой врач, другие руки и т.д. Тем более, что врач сказал мне, что вы хотите, если у вас у самой – 2-я степень, у вашей мамы-тоже. Что я должна наблюдаться у своего врача. Я ходила, что-то принимала, но конце концов бросила. Сейчас эндокринолога надо проходить так же как флюорографию. Сейчас нас проверяют с помощью УЗИ. Последнее мое посещение к эндокринологу показало ни хорошо, ни плохо, а так, как это соответствует моему возрасту. Сейчас у врачей одна установка это возраст. Много лет, много болезней. Вот и весь сказ.

Конечно сразу же после Чернобыля все носились как могли. Правительство назначило какую-то помощь, следили за тем, чтобы ребенок оздоравливался хотя бы один месяц, выезжая за пределы республики. А тогда еще в мае, все было поставлено так, что сам Горбачев с женой посетили АЭС, Пугачева давала концерт на АЭС.. Открыли эти поездки в разные там Италии и т.д.. После распада Союза денег стало мало. Гомель объявили чистой зоной. И все надбавки сняли. Каждый решал для себя эту проблему сам., в зависимости от уровня подготовки.